Великая Отечественная война

О начале Великой отечественной войны.

Из воспоминаний Антоненкова Алексея Сергеевича, уроженца деревни Красная Площадь Хиславичского района, участника Великой Отечественной войны.       

«Выпускные экзамены шли к концу. Мы, деревенские ребята, все чаще теперь задумывались о своём будущем.  Многие из нас уже знали совершенно определённо, кем стать. …. И вот, когда мы, сдав последний экзамен и собравшись через несколько дней в школе, чтобы получить аттестаты, толпились в коридоре, шумно делясь своими воспоминаниями, кто-то из ребят принёс эту страшную весть: «Война…»

Мы тогда не знали, не могли себе представить, что это такое – война. Да и верили в её начало как-то смутно. Все казалось, что она, если действительно началась, пройдёт где-нибудь стороной. Но когда мы, мальчишки, только что получившие аттестаты зрелости, были мобилизованы на рытье противотанковых рвов, сперва в Белоруссии, у деревни Парадино, а затем у деревни Прудки Починковского района, поняли, что произошло что-то страшное. Ну, а когда мы проводили своих отцов на войну, сомнений ни у кого не осталось: война началась…

Отец сидел на бревне возле хаты, уронив голову в шершавые ладони.

- Ну, вот, сынок, ты остаёшься в доме за старшего, – сказал он мне, когда я вернулся из-под Парадино. – Помогай во всем матери. Тяжело вам будет. Всем тяжело: война.

При каждом слове отца мать всхлипывала и причитала….

Седьмого июля 1941 года наши отцы, мобилизованные на войну, ушли из своих смей, оставив дома детей, жён. Ушёл воевать и мой отец.

Мы проводили его до Хиславичей. Здесь, в старом хиславичском парке, мать и я распрощались с ним …

Стояла сенокосная пора. Вся наша деревня Красная площадь вышла на луга с косами: колхоз продолжал жить мирной жизнью, мирными заботами. О войне напоминали лишь редкие отзвуки артканонады, заметное опустение деревни, да повестки, приходящие в дома наших односельчан из райвоенкомата.

Восьмого июля молодёжь деревни отправили на рытье противотанковых рвов вдоль речки Хмары, что протекает в Починковским районе, начиная от деревни Хицовка и дальше, вдоль соснового леса к деревне Прудки. В этом лесу стояли наши тяжёлые танки. Затем они куда-то ушли, а на их месте расположилась артиллерийская часть с длинноствольными дивизионными пушками.

… Линия фронта проходила, как нам казалось, где-то далеко на западе, но она была, видимо, уже ближе, чем мы думали. Каждый день над нашими головами пролетали вражеские бомбардировщики в направлении Смоленска. Отсюда хорошо было видно, как немецкие самолёты бомбили аэродром «Энгельгардтовский». Сбросив свой смертоносный груз, они на бреющем полёте возвращались, проносясь со свистом над нами в синем, прозрачном небе, обрушивали иногда на нас свинцовый дождь. А следом за ними устремлялись наши «ястребки».

 На пятый день работы на «окопах» я получил повестку их военкомата. … Такую же повестку получили и многие другие наши ребята.

Сбор был в нашей Хиславичской средней школе. Мы, вчерашние выпускники. не думали, что придётся нам встретиться всем вместе так скоро. Ещё мальчишки, мы будто бы повзрослели, стали серьёзными.   

Часть ребят отправили на восток в тот же день, а оставшихся, прибывших из разных деревень, задержали ещё на день. Вечером 13 июля мы вышли в сторону посылка Зарево.

Мы шли за отцами…»

Из воспоминаний Семеновой Ольги Ивановны,  уроженки деревни Малое Микшино Хиславичского района.

«На четвёртый день после объявления войны, отец получил повестку. Помню, он приехал домой с работы, собрался и поехал на призывной пункт в Хиславичи. Отец был членом ВКП(б) и понимал, что и ему, и нам предстоят трудные испытания.

 Через неделю после начала войны наши деревни были забиты отступающими солдатами, правда, они говорили, что идут на отдых. Но было ясно, положение на фронте трудное. Гнали через деревню коров, овец, свиней из Белоруссии, пытаясь спасти общественный скот. Вскоре были предупреждены все   семьи членов партии о необходимости эвакуироваться. Но мы остались на месте, и с приходом   немцев сразу же попали   в список неблагонадёжных. У нас забрали скот, птицу, тёплую одежду. Маму гоняли на всякие работы, мы – я, сестра и маленький брат, оставались одни. Как-то узнали, что готовится расстрел семей коммунистов, дома не ночевали, а если и оставались, то ложились спать одетыми. Однажды в поле приезжали полицаи с немцами и спрашивали маму, но никто нас не выдал».

Из воспоминаний Сидоренковой Лидии Федоровны, уроженки деревни Понарь Хиславичского района.

«За неделю до начала войны в нашей местности были проведены учения – манёвры. Кто их организовал, мы не знали.  В первые дни войны в нашу деревню со всего района стали прибывать подводы с гражданским населением, и под руководством военных прибывшие люди стали копать траншеи на протяжении многих километров. В лесах копали противотанковые ямы. До наступления немцев траншеи и ямы были выкопаны вплоть до Шумячского района. До сих пор в лесах остались от них следы. Похоже, кто-то непродуманно отдал приказ делать оборонительные сооружения в наших лесных деревнях. Но немцы боялись лесных краёв, и наступление пошло по большаку Мстиславль-Хиславичи, оттуда и вёлся обстрел с дальнобойных орудий по лесам.

Впервые немцев мы увидели в конце июля 1941 года.  С большака немецкая разведка в количестве 12 человек на велосипедах переправилась через плотину Вихрянского шлюзового гидросооружения и последовала через нашу деревню вглубь района. (До войны на реке Сож, в деревне Вихряны был построен шлюз для прохождения барж, перевозивших фосфориты из Клюкинских шахт до города Кричева)».

Из воспоминаний Бабуриной Ольги Васильевны, уроженки деревни Высокая Буда Хиславичского района.

«Когда началась война мне исполнилось 19 лет.  Всех мужчин из деревни призвали на фронт.  Через деревню потянулась вереница беженцев с захваченных немцами территорий. Все пытались уйти в тыл, подальше от ужасающей войны. Из местных жителей никто не покинул родной деревни.

 Когда в деревню пришли немцы, то сразу же для устрашения и поддержания порядка создали штаб из полицаев.  Некоторые местные, из-за боязни за свою жизнь и своих близких шли   к ним на службу. Вместо колхоза образовали артель, где работало всё дееспособное население и военнопленные. Меня   вместе с односельчанами послали копать    окопы под Горки.  А в это время в родной деревне полицаи начали составлять списки молодых людей, подлежащих насильственной ссылке в Германию.  В их число попала и моя сестра. Когда я вернулась    домой, узнала от матери, что сестру Ксюшу угнали немцы».

 Из воспоминаний Буфетовой Нины Прохоровны, уроженки посёлка Хиславичи.

«…Когда началась война, никто не знал, чем она обернётся для нас. Не ведали мы сколько горя принесёт она людям. Первое, что сделали вошедшие в посёлок фашисты – это разделили его на две части. Сегодняшние улицы Кудрявицкого, Шилкина, Пролетарская   были превращены   в еврейское гетто. Нас переселили в другие дома. В наших домах поселили еврейские семьи. Но никто и не предполагал, чем всё это закончится. Евреев гоняли на принудительные работы, постоянно держали их под контролем, не выпуская из гетто.  Каждого заставили нашить на одежду отличительный знак принадлежности к еврейской расе. Их дома были разграблены, лучшие вещи   забрали себе фашисты, полицаи, поживились и мародёры. Конечно же страдали от оккупантов и русские. Нас так же бесцеремонно грабили, обирали, держали в страхе …»

Из воспоминаний Леоненкова Валентина Архиповича, уроженца деревни Упино Хиславичского района.

«Война началась, когда мне было четыре года. Летом 1941 отец ушёл на фронт. Наша семья – мама, я и две моих сестры, жили в дедушкином доме.

Не все отложилось в детской памяти, запомнились отдельные яркие моменты, которые до сегодняшнего времени вспоминаю с особо острой болью.  Как сейчас помню день, когда немцы вошли в нашу деревню. В первую очередь они пошли рыскать по всем хатам в поисках еды. Стали отнимать свиней, овец, кур, гусей. Долго в деревне стоял несмолкающий шум от встревоженных животных и птицы, крики людей, лай собак.

Ещё один незабываемый мною момент, когда я с дедушкой поехал в сторону деревни Екатеринки за гречишницей (не убранной, оставшейся в поле гречихой). Нам пришлось с дедом увидеть, как по большаку нескончаемыми колоннами в сторону Смоленска двигались немцы. Помню, как сейчас, дедушка сказал: «Какая силушка, как же нам будет трудно её одолеть». В эти минуты по его щекам текли слезы».  

Из воспоминаний Сидоренкова Николая Герасимовича, уроженца деревни Переседенье Хиславичского района.

   Когда   началась война, мне было пять лет.  Мы проживали на Смоленщине, в деревне Переседенье, буквально в   10-ти километрах от белорусского города Мстиславль.   Электричества, радио, телефона в то время, конечно, не было. Но о начале войны все узнали в тот же день – 22 июня. Началась всеобщая мобилизация. Ушёл на фронт и мой отец со всеми своими братьями и дядьями.  Мы, четверо детей, самым младшим, из которых в семье был я, остались с матерью.  Из мужчин в деревне   остались двое глухонемых, те, кто был не пригоден к службе в армии, или, как их   называли белобилетники, да мой дедушка.

    В деревне ходили страшные слухи о зверствах немцев, говаривали о том, что они бросают детей в колодцы, нанизывают их, как рыбу, на кукан и т. д. Было   очень   страшно.

   Оставшееся   население, включая и подростков, срочно мобилизовали на организацию заградительных   работ. Пилили и срубали все толстые деревья в лесу, оставляли лишь пни высотой до 75 см. Это делалось, чтобы не смогли пройти танки. Копали противотанковый ров. Заградительные рвы копали и жители Смоленской и Калининской областей, а также близлежащих деревень Белоруссии. (Этот ров, протянувшейся на многие сотни километров с севера на юг, до сих пор напоминает о войне.)  Работы вынуждены были прекратить, так как людей стали обстреливать с воздуха немецкие самолёты. Жители деревень стали собирать пожитки, чтобы эвакуироваться на восток, в сторону Смоленска и Москвы. 

   Помню, стоял    жаркий день июля 1941 года. На краю   деревни в обеденное время собрались все жители деревни с авоськами, мешками, сумками, чтобы двинуться в путь.  Вдруг кто-то крикнул: «Танки!»  И, действительно, буквально рядом с деревней показались танки, двигавшиеся на восток. Затем через деревню пошли колонны немецких солдат. Они произносили: «Нах Москау!»  Но ни один из них не произвёл выстрела в сторону собравшихся людей.

   Вечером того же дня немцы собрали всех жителей деревни и через переводчика объявили, что нужно назначить старосту деревни и пригласили желающих к сотрудничеству.  Добровольцев быть прихвостнем фашистов не оказалось. Тем не менее, старосту они назначили. Вскоре принялись за колхозных лошадей, которых стали распределять по дворам –   на три соседних двора приходилось по одной коняге.  

 Из воспоминаний Шапоренковой Ефросиньи Никитичны, уроженки деревни Лукавец Хиславичского района.

    Когда объявили войну, то в первые же дни ушло на фронт все мужское население нашей деревни, подходящее по возрасту для армейской службы. В скорости  и фронт к нам стал приближаться. Наши солдаты отступали пешком, а за ними на машинах, мотоциклах черной тучей двигалась немецкая армия. В нашей деревни сразу же немцы заняли школу. Но простояли недолго, оставив несколько своих ставленников – полицаев. Надо сказать, что в первое время оккупации фашисты нам сильно не надоедали, являясь лишь за продуками, изрекая, наверное, знакомое всем по фильмам «Млеко, яйко…». 

Правили и устанавливали фашистский режим полицаи. Они выявляли и сдавали фашистам коммунистов, евреев, партизан, которые стали появляться в наших местах. Так на глазах деревни были уведены на расстрел несколько учителей, семья местных евреев».

Из воспоминаний Маханьковой Ульяны Семёновны, уроженки деревни Воробьёвка Хиславичского района.

   До войны жили спокойно, радость была в каждом доме, а тут война… На улицах деревень стоял плач, бабы не пускали мужиков. господи– причитали они– что за напасть такая на нашу страну.

   Председатель колхоза объявил всем колхозникам собираться возле конторы, брать с собой пилы, топоры, лопаты. Сели на подводы и поехали. А куда – никто не говорил. Потом догадались – в сторону Мстиславля. А кругом – гудит, стонет земля. Шёпот прошёл меж нас – фронт, мол, рядом.  Остановились мы возле одной деревни, не помню уже какой, начали копать траншеи, четырёх метров глубиной и шириной. Копали вручную. Это чтобы немцев остановить. Четыре дня копали, мучились. И вот однажды слышим тра-та-та. Засвистели пули, бабахнули снаряды. Убегали кото куда, в разные стороны. Ну, я понятно, добралась до совей деревни.  А мужа Антона уже дома нет и не было. Ушёл на фронт. Вот беда, так беда. Даже в дорогу ему не собрала.

… Видела, как по большаку в сторону Хиславич двумя колоннами шли немцы. Шли весело, уверенные в своей победе. Мы закрылись дома. Дверь – на крепкий засов. Боялись. Ведь враг пришёл на родную землю. Неужто будет теперь хозяйничать на ней. Через несколько дней – стук в дверь. Открыла, и вижу молодого лейтенанта.  Уходите, говорит, сейчас бой будет.

Не знаю откуда и взялись солдатики в пилотках с красными звёздами. Задумали выгнать фашистов из Хиславич. Недалеко от деревни на горе было установлено несколько пушек… Всех их побили. Никто не остался в живых. Несколько человек закопали в землю, недалеко от деревни.